Вначале была эта книга.
Aвтор: Дж. Пиколт "Хрупкая душа":
Оказывается, нельзя прожить жизнь без потрясений, но — некоторые потрясения невозможно пережить.
Когда Уиллоу родилась, врачи сказали, что с каждым годом она будет
испытывать все больше боли — её кости будут ломаться сотни раз.
Мать подает в суд на медиков, не предупредивших ее о болезни будущего
ребенка. Но имеют ли родители право лишить жизни дитя, даже если оно
обречено на мучительную боль? Они стараются помочь малышке, забывая о
старшей дочери Амелии. А та пытается покончить с собой, чтобы привлечь к
себе внимание.
Уиллоу мечтает покататься на коньках. И однажды делает роковой шаг на манящий лед...
| Я предлагала книгу своим коллегам, мне возвращали её, чаще всего со словами: "Не могу читать, не дочитала...". А мне так хотелось бы, чтобы прочли, осмыслили и восхитились стойкостью этих детей: http://www.osteogenez.ru |
Потом случайно посмотрела этот фильм:
И буквально на днях прочла замечательный рассказ "Хрупкие люди". Если кому-то это поможет увидеть свою жизнь по-другому, буду рада. Мне - помогло!
Хрупкие люди
Детский новогодний утренник происходил в нисколько не выдающемся
пабе. Менеджер привычно шипел на официантку, что, дескать, не так стоит в
ожидании заказа и не так подает кофе.
А Джанете нравилась официантка.
Потому что официантка ведь ничего плохого не сделала: ну, подумаешь, не
так стояла в ожидании заказа. Джанета вообще не понимала, как это можно
«не так стоять». Джанету сама по себе восхищала способность некоторых
людей — стоять. Стоять на своих ногах — это ж ведь не каждому дано, это ж
ведь талант какой-то. Впрочем, долго раздумывать про официантку Джанета
не стала, а принялась с подругой Олей кататься по пабу наперегонки.
Интерьер
в пабе был плохонький: типичная для Москвы новодельная пародия на пабы в
Лондоне, некрасивый и неуютный интерьер, потому что фейк, потому что
кроме искусственно обшарпанных деревянных столов надо же было
проектировщикам втиснуть еще и сцену для лабухов, нельзя же без лабухов…
Но Джанетина старшая подружка, девочка лет двенадцати, едва войдя,
вскинула восхищенные ресницы и прошептала: «Ух, ты! Настоящий ресторан!»
И была права. Потому что нет никакого смысла не восхищаться заведением,
раз уж ты в него пришла.
А мальчики (тоже лет по двенадцати)
сидели за отдельным столиком и обстоятельно рассказывали друг другу, кто
чего сломал за то время, пока не виделись.
— Я на санках катался и кисть сломал, — говорил один из мальчишек.
— Ух ты! — с пониманием кивали остальные.
— А нога у меня уже была сломана, так я ее доломал.
— Ух ты! Респект тебе!
И
тут начался концерт. Вышел очень грустный и очень молодой клоун,
студент циркового училища. Дети расселись полукругом и стали тихонько
клоуну аплодировать. Клоун попросил было детей аплодировать громче, но
сильнее бить в ладоши дети не могли: у них сломались бы руки, если бы
они сильнее били в ладоши. Клоун не сразу это понял. А когда понял,
отвернулся, чтобы дети не видели его глаз.
Все артисты были очень
молодые. Все были студенты циркового училища. От неопытности акробаты
путались в последовательности трюков, а жонглер ронял булавы. Но дети
смотрели на артистов с восторгом, кричали и аплодировали. Потому что это
такие дети: они отказываются понимать разницу между блестящими
профессионалами и неловкими студентами. Эти дети — они знать ничего не
хотят про конкуренцию, про рейтинги, про успешность… Они всерьез
полагают, что восхищаться можно даже жонглером, который выйдет
подбрасывать одну единственную булаву и не поймает ее ни разу. Они
снисходительны, эти дети. Бесконечно снисходительны к любым человеческим
ошибкам и слабостям. И они непременно ждут от мира бесконечной
снисходительности к ним самим.
Концерт еще не кончился, а дети
принялись уже активно участвовать в нем наравне с артистами. Одна
девочка сказала, что хочет спеть песню про медведей, которые трутся
спиной о земную ось, но не помнит текста, а потому споет те строчки,
которые помнит. И девочке аплодировали. А другая девочка (правда совсем
маленькая, лет четырех) тоже хотела спеть песню, но слов не помнила
вовсе: она просто мурлыкала свою песенку, но и мелодию нельзя было
разобрать, поскольку и мелодию тоже малышка забыла. Ничего, аплодировали
и ей. А мальчик Ваня хотел прочесть стихи, правда он тоже не помнил
половины слов. А Джанета хотела спеть в микрофон и спела. Она помнила
слова и почти не перевирала нот, но нельзя сказать, что она спела лучше
других. Потому что для этих детей, кажется, нет понятий «лучше» и
«хуже». Один человек не может быть лучше или хуже другого человека —
так, кажется, устроено в голове у этих детей.
Это особенные дети.
Дети, больные несовершенным остеогенезом. У них с рождения повышенная
ломкость костей. Они «хрустальные люди». Они «хрупкие люди». «Хрупкие
люди» — так называется и общественная организация, в которую
объединились родители этих детей, чтобы время от времени устраивать
своим детям праздники. А на этот Новый год они пригласили на свой
праздник и меня.
И я пошел, конечно, потому что мне хорошо с ними.
Они хрупкие люди и, следовательно, в отличие от нас, здоровых, с
младенчества понимают принципиальную хрупкость всякого человека на
земле. У них каждый год по несколько переломов. Мало кто из них способен
передвигаться без инвалидной коляски. Но к другим людям и ко всему
окружающему миру они относятся с удивительной бережностью, понимая (как
никто!), насколько все на свете хрупкое.
В их присутствии мне так
хорошо, как никогда и ни с кем. Я могу позволить себе быть сколь угодно
ранимым, зная, что не буду ранен. Я знаю наверняка, что и во мне не
родится в их присутствии ни гнева, ни раздражения: я же понимаю, какие
все вокруг хрупкие. Я в их присутствии сижу и улыбаюсь как дурак. Как
счастливый дурак, вокруг которого остановилась вдруг эта чертова
дарвиновская гонка, это изматывающее «соревнование жизни», в котором я
почему-то вынужден участвовать всю жизнь.
Я сижу и улыбаюсь
счастливо. А Джанета подъезжает ко мне в своем инвалидном кресле и
протягивает мне подарок: рисунок, щенка, нарисованного витражными
красками на стекле. Про рисунок нельзя сказать, плохой он или хороший,
удачный или не получился. Рисунок — от Джанеты. И я беру его очень
осторожно.
Он тоже хрупкий.
Коментарі
Дописати коментар